Но вот подозрительность ановарцев сломлена. С реки доносится стук весел и плеск воды. Подходит лодка.
— К вам не пришел один из наших? — задаем вопрос человеку в лодке.
— Нет, никго не приходил, — отвечает тот.
Мы сделали большую неосторожность, позволив комсомольцу итти за рябчиками. Теперь уже нет сомнений, что он действительно заблудился…
Митя явился на Ановар лишь на следующий день, уже после того, как с Тетери нам сообщили, что за оставленной нами лошадью никто не пришел, и были организованы поиски. На Тетере оказалось несколько охотников, пришедших промышлять белку. Они отправились в тайгу на розыски нашего неосторожного товарища.
Произошло то, что случается не только с такими неопытными охотниками, как Митя, но и со старыми таежниками. Увлекшись рябчиками, он не заметил, как очутился в какой-то таежной топи. Сунулся в одну сторону — не пройти, в другую — тоже. Пока кружил по болоту, наступила ночь, а ночью в тайге все равно, что у негра за пазухой. Долго шел, как казалось, по направлению к Подкаменной Тунгуске, но реки не было. Тогда взял немного левее — результат тот же. Повернул вправо — чаща и бурелом со всех сторон. «Закружал человек», — как говорят тунгусы, а это в тайге самое последнее дело.
Рассказывая о дальнейших похождениях, охотник признался, что не знает, где кончается действительность и где начинается игра взбудораженного воображения. Истомленный непрестанной борьбой с колодником и болотами, он прилег под корягой. Заснул. Долго ли спал — неизвестно, но проснулся от жара, который почувствовал на лице. Открыл глаза — прямо перед лицом два раскаленных уголька и широко раскрытая пасть! Медведь! Выхватил наган, стал стрелять, а потом побежал. Куда бежал и сколько времени — об этом также никто не узнает, но, когда опомнился, в барабане револьера не оказалось ни одной пули. Приходилось рассчитывать лишь на малокалиберное ружье, если медведь будет преследовать. Однако он не преследовал. Возможно, что он был убит: Митя стрелял в упор. Выяснить этого факта также никогда не удастся. Опять куда-то шел, опять пытался вздремнуть под колодой, но в одной тоненькой гимнастерке было дьявольски холодно. Спасаясь от медведя, потерял шапку и, чтобы согреть голову, снял с ноги шерстяной чулок и им повязался.
Неизвестно, чем кончилось бы это приключение, если бы не встретились двое охотников, — это было уже днем. Они указали попавшему в беду человеку, как выйти на Подкаменную Тунгуску, которая находилась всего в двух километрах. Оказывается, блуждая, Митя все время шел параллельно реке и вышел к ней лишь в нескольких километрах от Ановара.
Сейчас мы решаем вопрос, может ли Митя продолжать с нами дальнейший путь: у него сильно стерты ноги и немного повышена температура. Он уверяет, однако, что через два дня, которые мы проведем на фактории, от всего этого не останется следа и он будет в состоянии итти хоть на северный полюс…
Фактория Ановар — это тот пункт, где Сытин покинул Кулика, и откуда ученый вернулся на место падения метеорита. Это было два с половиной месяца назад.
Кулик ушел с рабочим по имени Китьян, которого он нанял на фактории после ухода Сытина. Правда ли, что этот Китьян умер по дороге, как о том говорили в Кежме, на фактории не знают, так как со времени ухода Кулика о нем тут ничего не слышали. Тайга к северу от Подкаменной Тунгуски — это уже настоящая Тунгусия, но аваньки не ходят в район Великого Болота — местонахождения тунгусского дива. Двадцать лет назад «дух молнии и грома Агды валил там тайгу, кончал оленей, кидал в воздух людей и чумы. Зачем тревожить духа? Он может рассердиться…»
— Ой, диво, диво! — говорит тунгус Лючеткан, рассказывая об этом событии. — Большой беда был! Все крошил Агды. Аваньки думал — конец пришел. Зачем сердить Агды?
Для наивных аваньков место падения метеорита — нехорошее место, которое надо подальше обойти, чтобы не рассердить духа. Но для людей, не признающих Агды, в этом месте хранятся неисчислимые сокровища. Это своего рода Клондайк, где чуть ли не лопатой можно загребать золото…
Вечером я долго засиделся за дневником. Перед сном вышел из избы глотнуть свежего воздуха. Ночь была темная, безлунная; низко нависшее небо грозило запоздавшим дождем. На реке шуршал лед, яркий костер горел на берегу.
Я направился к огню, чтобы закурить папиросу, но, не доходя несколько шагов, остановился, скрытый темнотой. Слова, доносившиеся от костра, показались мне интересными. Разговаривали двое.
— Давно там они ищут? — спрашивал низкий сиплый голос.
— С весны, — отвечал другой. — Пришло их много, да все будто захворали, ушли. Главный остался.
— Которого Куликом зовут?
— Он самый. И в самом деле похож на кулика. Ноги длиннущие, что жерди. Я в Кежме его видал, рабочих он там брал.
— Эти, стало быть, к нему едут?
— К нему. Видал сколько? Пять человек анжинеров да трое рабочих. Добудут теперь…
— Да есть ли оно еще?..
— Это золото-то? Сказал тоже! Сколько хошь, только напасть на него трудно. Вон один мозговской стрелял в глухаря, а золото добыл…
— Как так?
— А так. Глухаря убил. Стал потрошить, вынимать кишки, а в кишках — самородок. Глухари любят клевать мелкие камушки, как индюшки. Вот и склевал заместо камня.
— Куда же он его девал?