Около полудня, когда журавлиха поднялась, вероятно, в двадцатый раз, чтобы посмотреть, в каком состоянии яйцо, в нем оказалась большая перемена. Скорлупа распалась на две части, и между ними торчала половина птенчика. Тут мать совсем засуетилась. Она то и дело переступала с ноги на ногу. Из горла этой обычно столь молчаливой птицы вырывались странные полуподавленные звуки, выражавшие участие и любовь к этому удивительному детенышу, такому крохотному по сравнению с ней самой. С нежной заботливостью стала она удалять кусочки скорлупы с его мокрого пухового платья и оттаскивала их в сторону, чтобы они не причинили ему вреда. Это была чудесная картина! Маленький рыженький птенчик рядом с высокою грузною птицей!..
С тихим удовлетворенным воркованьем, которого не опишешь никакими словами, журавлиха снова опустилась на гнездо таким образом, чтобы птенчик очутился под ее грудными перьями и мог хорошенько высохнуть. Прошел час, другой, третий. Наконец под мягкими грудными перьями птицы что-то зашевелилось. Большие крылья осторожно приподнялись, и на солнечный свет выполз маленький любопытный карапузик, который желал взглянуть на мир и сам посушить свое платье. Сидя в своей землянке, я вложил в камеру последнюю пластинку, сознавая, что никогда в жизни больше не увижу такой картины…
Вечером, когда лодка осторожно причалила к берегу и журавлиха, по обыкновению, ускользнула прочь, я поспешил поскорее убраться, чтобы птенец не оставался без защиты после захода солнца. Лодка отчалила. В то время как мы поспешно удалялись, гребя изо всех сил, вдали, стоя на открытом берегу, пара журавлей звонко перекликалась в вечерней тишине. Еще долго после того, как умолк последний их крик, эхо отзывалось на него с дальней опушки леса…
На следующий день шел дождь, и я решил не беспокоить журавлей. А еще на следующий день я видел их в последний раз, — по крайней мере, здесь, на озере. В это утро, когда мы осторожно подплыли к островку, в первый и единственный раз мы видели, как журавлиха, низко пригнувшись, отбегала от гнезда. Однако неудивительно, что на этот раз она медлила у гнезда до последнего момента. Ведь тем временем и второй птенец вылупился, а первый птенчик сидел в гнезде совершенно прямо с таким видом, словно хотел спросить, что мы за птицы такие.
Я знал, что уже через несколько часов все семейство может исчезнуть в болотистой чаще, поэтому я поспешил спрятать камеру под земляным холмиком, в надежде, что удастся заснять, наконец, обоих журавлей вместе. Тщетная надежда! В распределении родительских обязанностей наступила существенная перемена. Птенцы вылупились и готовы были вступить в свет. Мать выполнила свой долг, и теперь руководящая роль перешла к отцу. Очевидно, у журавлей, как у многих более мелких голенастых птиц, самец берет на себя роль главного пестуна и защитника птенцов. С удивлением заметил я, что на этот раз он первым показался из-за берез, когда лодка ушла. Тотчас же после этого появилась и мать, но не она, а отец подошел к гнезду и стал подзывать птенцов; журавлиха оставалась в кустах и спокойно чистила себе перья.
Зато отец был вовсе не так спокоен. Не знаю, может быть, он все время подозревал о моем присутствии, или ему только сегодня стало ясно, что в заболоченном лесу не все в порядке, — во всяком случае он не решался открыто показываться у гнезда. Правда, журавль держался совсем близко от него, всего в нескольких метрах, но так ловко спрятался за стволами берез и кустарником, что я никак не мог поймать его в мою камеру. Если в конце концов мне все-таки удалось его заснять, то этим я всецело обязан счастливому случаю. Но об этом после.
Немного погодя самец стал приманивать птенцов, и старший из них ответил на его зов. Он был голоден, а у самца в клюве был корм — личинка или лягушонок, я не мог разглядеть. Самка также подавала голос и манила. Наконец старший птенец твердым шагом переступил через край гнезда и исчез между березами. Вероятно, он уже побывал там раньше.
Прошло довольно много времени. Другой птенец был также голоден. Он топтался в гнезде и пищал, но не решался двинуться с места. Родители откликались и приманивали его. Это обычный способ журавлей вызывать птенцов из гнезда. Иначе птенцы попросту не получают корма.
Я уже совсем потерял надежду заснять самца и с грустью думал, что в скором времени вся семейка исчезнет за деревьями, а в гнезде останется одна скорлупа. Но тут неожиданно прилетела ворона и уселась на березу над самым гнездом. Она отрывисто каркнула, когда заметила что-то для нее интересное. Длинные шеи журавлей мгновенно показались из кустов. Самец издал резкий, хриплый, предупреждающий крик. Но ворона ничуть этим не смутилась. Она продолжала покаркивать и уселась на ветку пониже, в каких-нибудь двух метрах от птенца. В ее намерениях не могло быть никакого сомнения, и все поведение красноречиво говорило об ее наглости…
Журавль-отец не мог этого стерпеть. Он забыл о всякой осторожности и бешено кинулся на защиту своего детеныша. Он кричал от возбуждения, и перья на его затылке развевались во все стороны. Ворона убралась во-свояси со всеми проявлениями крайнего испуга. К сожалению, журавль повернулся ко мне спиной и держался в тени. Но когда он снова вспомнил об осторожности и с прежним достоинством стал удаляться с поля битвы, я поймал его в объектив как раз в тот момент, когда он взглянул в мою сторону через кусты. К этому моменту гнездо уже опустело Второй птенец воспользовался удобным моментом, чтобы вылезть из гнезда, и тем самым интересному зрелищу был положен конец.