Всемирный следопыт, 1929 № 02 - Страница 8

Шагов за сто от «котла» Павел бросил весла и схватил винтовку:

— Греби, Миколаич, потихоньку, кормой вперед, чтобы легче было уйти, а я винтовку наготове держать буду. Кто его знает, что за штука! Летел, как шар воздушный, а видать, однако, тяжелый…

Осторожно приблизились и остановились метрах в двадцати от «котла». Сферической частью он был погружен в воду. Над ней на три метра возвышалась цилиндрическая стенка из синеватого металла. Покатая крыша выступала в стороны на полметра. На нижней части этого выступа виднелся ряд отверстий, между которыми были расположены блестящие полоски бледно-желтого металла. На стенках предмета находилось несколько поднятых заслонок, под которыми поблескивали круглые иллюминаторы. На крыше было четыре бугорка, подобные остриям шлемов и усаженные металлическими иглами. Затаив дыхание, мы смотрели на неведомый снаряд.

Наконец Павел не выдержал:

— Эй! Кто там живой есть? Выходи, что ли!

— Молчи, Павел, а вдруг…

— Чего вдруг! Не колдуны же там сидят. Конечно, летучий шар, в роде ероплана, только без крыл. Может, там немцы или арапы сидят, вон и не понимают нашего языка. Давай подойдем да постучим. Не съедят нас, — с винтовкой не страшно.

Подгребли. Павел постучал прикладом:

— Слышь, вы, небесные жители! Не бойся, выходи! Скажи им, Миколаич, по-немецки, или по-другому. Может, поймут.

Я невольно рассмеялся, но все-таки крикнул:

— Wer ist da? Komm, bitte!

Прислушались. В «котле» было тихо.

— Гм… Не понимают. Вали по-другому!

Я крикнул по-французски. Молчание. С трудом припомнил несколько английских слов. Никакого результата. Латынь также не подействовала.

— А что, Миколаич, ежели я стрельну?

— Очумел ты, Павел! Там, может быть, живые люди, — как можно стрелять!

— Да я не в котел, а мимо.

— Ну, попробуй.

Павел выстрелил в воздух. Темное стекло одного из иллюминаторов посветлело; видимо, к нему прижалось какое-то странное лицо. Мы припали лицом к стеклу. Холодок пробежал по спине…

III. «Воздушный осьминог».

— Ой, батюшки, что это? — в ужасе прошептал Павел и, отпрянув от иллюминатора, свалился в шлюпку.

Преодолевая свой страх, я продолжал смотреть в стекло. Мне видны были два огромных темных глаза, близко посаженных друг к другу; немного ниже их темнело на месте носа отверстие, окруженное кольцевым бугорком. Кожа была мелко-чешуйчатая, желто-зеленого цвета. Больше ничего не было видно. Глаза неведомого существа упорно смотрели на меня, словно выпытывая что-то…

Наконец и я не выдержал и, схватив весла, отогнал шлюпку от «котла», чтобы не видеть этих страшных глаз и противной кожи.

— Ох, Миколаич, страсти какие! Кто бы это мог быть? Ты ведь ученый, всех зверей знаешь на свете. Этот из каких?

Я не сразу ответил:

— Не знаю, Павел, страшный какой-то.

— А похож ли на какого зверя?

— И зверей таких не знаю. Есть, правда, в океане огромный моллюск — осьминог; у него глаза в роде этого, только тело студенистое, а не чешуйчатое.

Павел, видимо, ободрился.

— Ну, вот видишь, это он самый осьминог и есть, только не морской, а воздушный. А я уж подумал, не сам ли дьявол прилетел. Ты заложи-ка в двухстволку картечь да и пали ему прямо в буркалы. Не бойся, не выдержит, хоть у него и восемь ног.

«…Так здорово дунуло, что мы, как чурбаки, покатились по песку…»

— Нет, Павел, нельзя. Надо успокоиться, обдумать. Никакой зверь не может управлять таким снарядом. Только вполне разумное существо, такое, как человек, может это делать.

— Да неужто он человек?

— Не знаю, что и сказать. Может быть, он стал уродливым после какой-нибудь болезни. Во всяком случае надо попытаться заговорить с ним, узнать кто, откуда, зачем.

— Ну, ладно. Гребем к нему. Конечно, нельзя же так бросить. Давай-ка хлебнем для храбрости.

Совет был недурен. Мы влили в горло по изрядному глотку спирта и закурили трубки. Тщательно осмотрев ружья, двинулись к снаряду. Спирт помог взять себя в руки, да натуралисту и не полагается быть трусом.

IV. Немая беседа.

Тихо подошли. Иллюминатор был открыт. С замиранием сердца я постучал в стенку снаряда. В иллюминаторе появился квадратный кусок белой пластинки, зажатый в тонкие щипцы из неизвестного металла. Я осторожно взял пластинку, и щипцы разжались.

— Письмо, что ли? — прошептал Павел.

Сначала я ничего не понял. На пластинке была изображена группа разноцветных кружков, в центре которой находился кружок побольше других, желтого цвета. Два кружка, красный и голубой, были соединены прямой линией, на которой был нарисован снаряд, упавший в Байкал. Внезапно я понял все. Рисунок изображал нашу солнечную систему: желтый кружок — Солнце, красный — Марс, голубой — земной шар, а линия, соединяющая два последних кружка, — путь снаряда. На всех планетах системы были проставлены какие-то значки, очевидно, их названия, но голубой кружок был без значка. У меня дух захватило…

Возможно ли это? Уж не сплю ли я? Я глубоко вздохнул и огляделся. Нет, не сплю. Сияет солнце, ветерок рябит голубую воду, и со мной мой верный Павел, выпускающий изо рта струю крепкого махорочного дыма и пытливо глядящий на меня. Я судорожно засмеялся, подскочил, всплеснул руками и снова уселся, продолжая бессмысленно хохотать.

— Да ты что, Миколаич, рехнулся? Слышь-ка, хлебни спирту.

Я оттолкнул руку Павла и, перегнувшись через борт, начал жадно глотать байкальскую воду и плескать себе в лицо холодные струи. Это помогло. Я перестал смеяться и, усевшись, торжественно сказал Павлу: